Он играл в соборе Святого Петра. Опус Деи. Обычный, маленький человек. Слегка сгорбленный из-за небольшого горба. Дети, когда он шел домой, всегда бежали позади и смеялись над ним, но он не обижался. Он даже не слышал их. Он слышал музыку.
МУЗЫКУ
Высшие сферы говорили с ним. Они пели ему свои мелодии. Они говорили с ним и он. Он отвечал им. Он слышал их, а придя домой. Садился к маленькому столику и писал. Он заполнял нотными знаками страницы. У него не было денег, и поэтому он сам расчерчивал листки, и на них.
Оставались знаки, которые ему посылали небеса, но.
Но он не мог играть то, что слышал, ведь в Опус Деи надо играть только то, что говорят высшие чины церкви. И только тогда.
Когда он репетировал, он мог отвлечься, и иногда.
Иногда музыка высших сфер заполняла купол огромного собора. И рядом. Рядом не было никого. Никого, чтобы поддержать его и услышать. Но не было никого, чтобы помешать, и это было хорошо.
А единственным слушателем его музыки был его кот. Кот, которого он называл Бетховен. И Бетховен слушал. Он замирал и его глаза расширялись, будто он не только понимал, но и запоминал.
Каждую ноту, каждое движение. Идя домой маленький, горбатый органист держал на руках своего Бетховена и улыбался смеющимся над ним детям. Он не обижался. Нет. Он ведь слышал. Он был там. Высоко. Парил. Там, где нет горбатых, убогих калек и нищих. Там, где царит царство высшей справедливости.
Но надо было что-то есть и он преподавал основы музыки детям богатых вельмож. Чтобы они могли сыграть пару мелодий на приёмах, и богатые дамы восхитились. Это поможет им в жизни. А ему.
Ему, как всегда, заплатят несколько грошей, и он сможет поесть и покормить своего Бетховена. Единственного друга и слушателя. Того, кто слышал всю его музыку и видел его жизнь. Они состарились вместе. И вместе пришли на своё последнее исполнение.
Был осенний вечер и накрапывал дождь. Люди собирались в церковь на вечернюю службу и запах ладана наполнял всё вокруг. Пальцы органиста дрожали. Он был стар и болен. И старый горб как-то особенно сильно болел.
Органист нарушил все правила. Он принёс с собой своего старого друга. Своего единственного слушателя. Своего кота.
-Послушай, мой старый друг, сказал он коту. Послушай. Послушай последний раз. Я так и не решился за всю свою жизнь. Но сегодня, можно. Сегодня мне уже всё можно.
И его пальцы вдруг стали твёрдыми. Они замерли и взлетели вверх. Будто два голубя. В самую высь. Туда, где нет страданий и царит вечный покой и радость. Они замерли на одно мгновение. Совершенно незаметное мгновение. Но такое долго. Долгое как жизнь.
А потом вдруг распрямились и упали. Точно, как падает последнее дыхание. И он заиграл. Но играл он не то, что должен был. Он играл свою лучшую вещь. Сочинённую совсем недавно. А вернее, услышанную. Аве Мария.
И эта музыка была так прекрасна. Она так звучала. Словно ангелы пели. И сидящие люди и священник, облаченный в золотую рясу замерли.
Будто ангелы опустились им на плечи и затворили уста.
А когда органист закончил и ушел, они так и сидели. Молча. И в их глазах было что-то иное. Что-то такое, что они не ожидали увидеть и услышать.
Органист умер днём. И врач, вызванный соседом констатировал смерть.
-А где же его кот, Бетховен, заволновался сосед.
Он был хорошим другом маленького горбатого органиста и не мог допустить, чтобы кот пропал. Ещё долго хороший человек бегал по двору и искал старого кота. А кот.
Старый серый седой кот стоял за углом. Он стоял рядом с Ангелом. И они смотрели как беспокоится и бегает сосед, как выносят из дома тело маленького органиста.
Ангел молчал. Он даже не вздыхал. Только вздрогнул, когда ветер подхватил и понёс по осенним улицам залитым дождём все записи органиста.
Потом наклонился к коту и погладил его.
-Ничего, Бетховен. Ничего. Сказал Ангел. Ничего. Это не важно. Ведь ты всё слышал. Ведь ты, всё помнишь. Его музыка не умерла вместе с ним.
Такая музыка не умирает. Однажды родившись, она навсегда остаётся с нами. И Ангел посмотрел вверх.
Там.
Может, когда-то и люди её услышат.
Когда научатся слышать. Слушать и слышать. Ту музыку, что он писал для них. И, может быть.
Может быть. Тогда и мы спустимся на землю. И станем рядом с людьми. И будем слушать. А пока.
И Ангел, наклонившись, поднял старого седого кота по имени Бетховен.
И Ангел расправил свои серые крылья. Он отряхнул со своего лица капли дождя и опять тяжело вздохнул. На прощание посмотрел вслед людям уносившим органиста и расправив крылья, взлетел.
Он летел, пока не прошел дождь и за облаками не вспыхнуло яркое Солнце и тогда.
Ангел улыбнулся и опять погладил спинку старого кота Бетховена.
И они исчезли.
фото из инета
